«Тридцать семь и один: схемы, мифы, догадки, истории на каждый день 2017 года».

В издательстве «Амфора» вышла новая книга Бориса Останина – писателя, переводчика, редактора, основателя Премии Андрея Белого.

Эта книга, казалось бы, на 70% состоящая из цитат, впечатляет прежде всего оригинальностью способа высказывания. Здесь нет номеров страниц, а форме календаря, призывающей читать тексты подряд, противостоят постоянные стрелки-отсылки к предшествующим и последующим «главам», а также игра шрифтов, предполагающая возможность нехронологического соотнесения фрагментов.

Но, кажется, какой бы из вариантов прочтения не был выбран, эти стихи, мини-эссе, всевозможные заметки и цитаты все равно выстроятся в повествование. Или вернее – в клубок повествований, ведь здесь в равной степени может быть применима биографическая, филологическая, даже теологическая оптика (да и еще десяток методик, подчас взаимоисключающих).

Впрочем, если хочется разом удержать пусть не все, но хотя бы несколько углов зрения, то лучше назвать процесс погружения в этот текст гаданием. Если это и интертекстуальность, то какая-то непривычная. Так из всевозможных клочков пытаются складываться в голове полузабытые события. Именно поэтому не стоит торопиться считать что-то неуместным – например, анекдоты, в каком-то смысле все эти фрагменты одинаково (не)уместны. Кстати, здесь как нельзя лучше подойдет одна из приводимых в книге цитат:

«Он что-то отыскивает в своих воспоминаниях, что-то такое, на что можно было бы опереться, но и сам точно не знает, что именно» (это из «Дома свиданий» Роб-Грийе).

А что до анекдотов, кажется, подобную роль призраков прошлого они играют у Беккета – одного из наиболее часто упоминаемых в этой книге писателей.

Итак, цитаты. Их очень много, но есть одна важная особенность. Фамилии авторов всегда стоят в конце, а не в начале фрагментов. Увидев эпиграф, мы чаще всего сперва спешим взглянуть на подпись. Здесь – если отрывки коротки, то взгляд, увы, тоже скользит к имени автора, но при столкновении с длинными фрагментами не хочется нарушать предложенные правила игры.

Кто-то узнается сразу, кто-то не узнается совсем (как будто бы, независимо от эрудиции). Арто, Бланшо, Борхес, Введенский, Волохонский, Драгомощенко, Кастанеда, Платонов, Соколов, Стравинский – фамилии проще называть вот так, в алфавитном порядке, чтобы раньше времени не навязывать другого. Лауреаты Премии Андрея Белого перемежаются с писателями, тексты которых Останин переводил, редактировал, издавал, а также авторами, по тем или иным причинам оказавшимися для него особенно важными.

Есть и откровения – великолепные тексты Виктора Лапицкого, все еще скрывающиеся в тени его переводов; фрагменты из единственной, кажется, книги Леона Богданова; авторские переводы Ионеско, Жене, Маккалерс. И да – подавляющее большинство из цитируемых текстов написаны в ХХ веке, то есть в каком-то смысле – это тоже припоминаемые события.

Впрочем, стоит взглянуть на них и как на то, что еще предстоит вспомнить. К этому восприятию тоже подталкивает форма календаря. Философия и поэтика времени – может быть, самое важное в этой книге.

От читателя «37.1» потребуется усилие, заключающееся, однако, не в решении авторского ребуса, а, прежде всего, в осмыслении предлагаемого способа высказывания, который способен предстать небанальным и для людей, искушенных в области жанровых экспериментов. Тогда случайные связи между датами и текстами предстанут как продуманные, даже чересчур продуманные.

В свое время Генри Миллер писал, как один книготорговец, к которому он обратился с просьбой выслать несколько изданий, назвал полученный им список «кашей из названий», чем вызвал следующие мысли:

«Как если бы, выбирая из всех книг, прочитанных мною за последние сорок лет, я должен был составить приятный и внятный для них список! Для них это нелепая мешанина – я же вижу в ней порядок и смысл. Мой порядок и мой смысл. Мою эволюцию».

Но может быть, даже разделение цитат и авторских высказываний оказывается слишком поспешным? Тем более что многие из коротких эссе (или наоборот – расширенных афоризмов) сопровождены контрастирующими с их стилем замечаниями вроде «слышал от Славы», а если верить послесловию, то композиционный замысел этой книги Останин разделяет с составителем и издателем.

Странным образом автор постоянно скрывается, но именно этим нарочитым отсутствием и обращает на себя внимание, как будто оставив читателя в лабиринте собственной жизни, незаметно выпадающей в целый мир. Внезапно ХХ век отступает в далекое прошлое. За редкими исключениями (чаще всего связанными с японской культурой) модернизм, минуя многие столетия, сливается с языческими мифами, иудаизмом, буддизмом, ранним христианством. «Гул языка» выходит далеко за пределы литературных аналогий и семиотики культуры, скорее сама история предстает как эффект речи и письма.

Кстати, одной из главных тем этой книги являются этимологические и фонетические связи между словами.

«Один из важнейших корней русского языка «гад» связан, вероятно, с греческим словом-мифом Hades, Аид, низший загробный мир. Гадание – обращение гадалки, гадателя к Гадесу за предсказаниями и предостережениями; гадюка – обитательница загробного мира или водительница в него (таковы же ворон, пантера, шакал, иные звери, питающиеся падалью); загадка – форма речи гадателя-прорицателя, она невнятна и требует разъяснения/ разгадки».

В этом разговоре о словах и символах, а также частых примерах из детской речи можно обнаружить точки соприкосновения с онтологией языка, выстраиваемой в работах Владимира Бибихина. Речь не о прямых пересечениях, а о самом понимании слова, хотя при желании можно очертить даже единый круг упоминаемых обоими авторами имен: Розанов, Флоренский, Хайдеггер, Седакова.

Глядя на чертежи-классификации книги «37.1» – то строгие, то почти безумные, можно вспомнить и о размахе языковых теорий Хлебникова. Это еще одна «непрямая» аналогия – речь не о совпадении выводов или схожести стилей, а о способе сочетания почти научных расчетов с самыми рискованными гипотезами.

К гулу слов можно прибавить магию чисел, начинающуюся уже с многозначности заглавия и продолжающуюся в астрологических расчетах – заявлениях, подобных этому:

«Ну не мог Христос родиться в декабре, не мог! Какой из него Козерог?»

Порой именно предположения, вызывающие больше всего сомнений и подозрений, становятся здесь самыми притягательными. Подобные размышления указывают на те уровни (пра)языка, до которых наука в принципе не может дотянуться, они раньше любых попыток анализа и систематизации. Если угодно, ошибка становится чем-то не менее ценным, чем «попадание в цель», пожалуй даже – чем-то, всегда предшествующим цели и предопределяющим ее. Наиболее точным жанровым определением можно считать вынесенное в подзаголовок книги слово «догадки» (снова этот загадочный корень) – в равной степени о будущем и о прошлом, о неясности их разделения.

Книга Бориса Останина издана таким тиражом, что вряд ли попадет к кому-то случайно. Тех, кто действительно ее прочтет, вызывающе немного. Но зато она напоминает о времени, когда книги приходилось разыскивать и когда их чаще дочитывали до конца. Кстати, даты, которым соответствуют главы «37.1», относятся к 2017 году. Так что еще одно (главное?) прочтение нужно отложить на будущее.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>